СНИГИРЬ
Что ты заводишь песнь военну
Флейте подобно, милый Снигирь?
С кем мы пойдем войной на Гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари;
В стуже и в зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари;
Тысячи воинств, стен и затворов,
С горстью Россиян все побеждать?
Быть везде первым в мужестве строгом,
Шутками зависть, злобу штыком,
Рок низлагать молитвой и Богом,
Скиптры давая, зваться рабом,
Доблестей быв страдалец единых,
Жить для царей, себя изнурять?
Нет теперь мужа в свете столь славна:
Полно петь песню военну, Снигирь!
Бранна музыка днесь не забавна,
Слышен отвсюду томный вой лир;
Львиного сердца, крыльев орлиных
Нет уже с нами! — что воевать?
Г. Р. Державин
1800 г.
Комментарии
Впервые напечатано в июньском номере журнала «Друг просвещения» за 1805 г. с пометкой — «сия пиэса прислана от неизвестного». Под именем автора увидело свет в «Сочинениях Державина», изданных в 4-х частях в 1808 г. в СПб. В 1809–1810 гг. Г. Р. Державин продиктовал примечания, в которых привел подробности создания «Снигиря»: «Соч. в Пб. 1800 г. мая месяца, на кончину гр. Суворова; напеч. в изд. 1808... У автора в клетке был снигирь, выученный петь одно колено военного марша; когда автор по преставлении сего героя возвратился в дом, то услыша, что сия птичка поет военную песнь, написал сию оду в память столь славного мужа» (Державин, т. 3, с. 559).
В бумагах поэта сохранились и другие отклики на смерть Суворова, которые по цензурным соображениям были опубликованы лишь в 1866 г. в академическом издании «Сочинений Державина» под редакцией Я. К. Грота. Эти стихи, а также письма Г. Р. Державина, позволяют уточнить обстоятельства создания «Снигиря».
Знавший Суворова лично более четверти века, переписывавшийся с ним, воспевавший в стихах и одах подвиги «Росского Геркулеса», Г. Р. Державин был потрясен его смертью. «Герой нынешнего, а может быть, и многих веков, князь Италийский с такою же твердостию духа, как во многих сражениях, встречал смерть, вчерась в 3 часа пополудни скончался, — писал Г. Р. Державин 7 мая 1800 г. своему близкому другу Н. А. Львову — Говорят, что хорошо это с ним случилось. Подлинно, хорошо в такой славе вне и в таком неуважении внутрь окончить век! Это истинная картина древнего великого мужа. Вот урок, вот что есть человек» (Державин, т. 6, с. 104).
О вечность! прекрати твоих шум вечных споров,
Кто превосходней всех героев в свете был.
В святилище твое от нас в сей день вступил Суворов.
(Державин, т. 3, с. 294)
За этим первым откликом, написанным под непосредственным впечатлением горестного известия, последовал второй:
Всторжествовал — и усмехнулся
Внутри души своей тиран.
Что гром его не промахнулся.
Что им удар последний дан
Непобедимому герою,
Который в тысящи боях
Боролся твердой с ним душою
И презирал угрозы страх.
Нет, не тиран, не лютый рок,
Не смерть Суворова сразила:
Венцедаятель, славы бог
Архистратига Михаила
Послал, небесных вождя сил,
Да приведет к нему вождя земного,
Приять возмездия венец,
Как луч от свода голубого...
(Державин, т. 3, с. 294).
Как и все в Петербурге, Г. Р. Державин ждал приезда Суворова из заграничного похода. Все знали о готовящейся торжественной встрече непобедимого полководца, прославившего Россию, с тревогой следили за болезнью Суворова, задержавшей его в Кобрине, передавали из уст в уста новость о посылке к нему императором лейб-медика и облегченно вздохнули, узнав о выздоровлении генералиссимуса. Почувствовав себя лучше, Суворов в 20-х числа марта отправился в столицу. И вдруг новая опала. «Суворов не приехал, а его привезли в Петербург, — вспоминал А. М. Тургенев, — что-то удерживало еще бросить его в Петропавловскую крепость, но в доме, для него приготовленном, граф Рымникский князь Италийский Суворов жил не веселее казематного — к нему не смел никто приезжать» (PC, 1886, январь, с. 42–43).
В стихотворении, осуждающем тирана, нанесшего смертельный удар герою, чувствуется прямой и открытый нрав Г. Р. Державина, не боявшегося говорить правду в лицо царям. Но поэт снова ищет вдохновения, чтобы создать нерукотворный памятник военному гению России. И вдохновение приходит 12 мая в день похорон Суворова.
Драгоценные подробности похорон Суворова и участия в них Державина сохранились в письмах архимандрита Евгения (Е. А. Болховитинова, впоследствии митрополита Киевского, известного ученого-богослова, историка и писателя, составившего «Словарь русских светских писателей». Именно к нему Г. Р. Державин обратился в 1807 г. с поэтическим посланием «Евгению. Жизнь Званская»). Приехавший в начале 1800 г. а Петербург и определенный префектом Александроневской Академии, учителем философии и красноречия, Евгений в письмах своему воронежскому приятелю В. И. Македонцу подробно и живо описывает столичные новости, среди которых обстоятельства приезда Суворова, его болезнь и смерть занимают главное место. «Я был в процессии и потому могу коротко описать вам церемониал, — пишет Евгений 14 мая 1800 г. — Князь лежал в фельдмаршальском мундире, в Андреевской ленте. Около гроба стояли табуреты числом 18, на них разложены были кавалерии, бриллиантовый бант, пожалованный Екатериной И за взятие Измаила и перо за взятие Рымника, бриллиантовая шпага, фельдмаршальский жезл и прочее. Лицо покойного князя было спокойно и без морщин. Борода отросла на полдюйма и вся белая. В физиономии что-то благоговейное и спокойное... Улицы, все окна в домах, балконы и кровли преисполнены были народу. День был прекрасный. Народ отовсюду бежал за нами. Наконец мы дошли и ввели церемонию в верхнюю монастырскую церковь... В церковь пускали только больших, а народу и в монастырь не допускали. Проповеди не было. Но зато лучше всякого панегирика пропели придворные певчие 90-ый псалом «Живый в помощи», концерт сочинения Бортнянского... Войска расположены были за монастырем. Отпето погребение, и тут-то раз десять едва я мог удержать слезы. При последнем целовании никто не подходил без слез ко гробу. Тут явился и Державин. Его предуниженный поклон гробу тронул до основания мое сердце. Он закрыл лицо платком и отошел, и верно из сих слез выльется бессмертная ода» (РА, 1870, т. 8, стб. 777–779).
Вернувшись с похорон, Г. Р. Державин услышал, как живший у него снигирь просвистал начало военного марша. И под его пером родилось одно из самых задушевных стихотворений русской поэзии — вдохновенная песнь солдату-полководцу.
Что ты заводишь песнь военну
Флейте подобно, милый Снигирь?..