№ 54
Его превосходительству Оливеру Кромвелю, генералу республиканской армии в Англии, 5 ноября 1651 г.
Сэр, бог облек вас величайшей для человека почестью со времен Моисея, поставив главою народа, изгнавшего угнетателя фараона. Ибо нормандское владычество, покорив наших предков, отняло у них свободное распоряжение английской землей и превратило их в слуг. Но бог избрал вас своим победоносным орудием, дабы изгнать завоевателя и вашими победами вновь вырвать нашу землю и наши свободы из рук этой нормандской власти.
От вас хотят еще, чтобы вы сделали следующее: обеспечили искоренение власти угнетателя вместе с ним самим и озаботились тем, чтобы свободное владение землею и пользование свободами было закреплено за простым угнетенным людом Англии. Ибо ни венец чести не сможет принадлежать вам, ни победы ваши не смогут быть названы победами, пока завоеванные земля и свобода не перейдут в руки тех, кто ради них подвергал опасности свою жизнь и свое благосостояние. [313] Ибо вам известно, сэр, что король-завоеватель потерпел поражение не только от вас, ибо вы — один человек, и не от офицеров армии, присоединившихся к вам, но от руки и помощи простых людей, из коих одни явились лично и подвергали опасности свою жизнь вместе с вами, другие оставались дома и обрабатывали землю, платили налоги и предоставляли свои дома для постоя, чтобы поддерживать вас, когда вы вели войну.
Таким образом, все, что отвоевано у завоевателя, отвоевано объединенными усилиями простых людей, и по всей справедливости все простые люди, помогавшие вам, должны быть освобождены вместе с вами от владычества завоевателя...
А поскольку власть над землею находится в ваших руках, вы должны сделать одно из двух: либо, первое — освободить землю для угнетенного простого люда, который помогал вам и платил жалование армии, и тогда вы выполните заветы писания и ваши собственные обязательства, и таким образом получите заслуженную почесть.
Либо, второе — вы должны только изъять власть завоевателя из рук короля и передать ее в руки других лиц, по-прежнему соблюдающих древние законы, и тогда ваша мудрость и честь будут утрачены навсегда и вы либо погубите себя, либо положите основание величайшему рабству для потомства, какое вы когда-либо знали...
На вас устремлены глаза населения всей страны, нет, я думаю, что могу сказать, глаза всех соседних народов в ожидании того, что вы сделаете. И сердца ваших угнетенных друзей, все еще томящихся и по сей час под королевской властью, ждут, что им будет дарована та свобода в стране, которая была обещана вами в случае вашей победы. Не лишайте себя вашего венца почета: возьмите его и носите. Но знайте, что он не будет венцом почета до тех пор, пока не будут выполнены обещания и обязательства, данные вами вашим друзьям...
Большая часть народа вопиет: мы платили налоги, предоставляя дома для постоя, опустошали свои поместья и теряли друзей на войне, а сборщики налогов облагают нас еще больше, чем прежде. Я задавал многим вопрос: почему вы так говорите? Некоторые отвечали мне, что обещания, клятвы и обязательства послужили лишь предлогом, чтобы заставить их помогать в войне. Было обещано сохранить привилегии парламента и свободу подданных, уничтожить с корнем все священство, епископство и тиранию. И эти обещания не выполнены. Теперь же представляется благоприятный случай выполнить их.
Прежде всего, говорят они, поток сменяющих друг друга парламентов остановлен, а их смена является одной из величайших гарантий мира и безопасности (и свобод народа). И если эта остановка продолжится, мы будем обижены наследственным парламентом еще более, чем мы были угнетены наследственным королем.
А что касается простых людей, именовавшихся подданными, пока король-завоеватель находился у власти, то им еще не были дарованы их свободы. Я изложу их по порядку в соответствии с общим ропотом в народе. Говорят, что гнет духовенства до сих пор тяготеет над нами в трояком виде:
Во-первых, если кто-либо выскажет свое суждение по вопросам [314] о боге, противоположное представлению духовенства или мнению высших должностных лиц, то его лишают должности, заключают в тюрьму, подвергают лишениям, губят и объявляют преступником за одно слово, как это было во времена пап и епископов...
Во-вторых, во многих приходах поставлены старые, совершенно невежественные епископальные священники и некоторые священнослужители, являющиеся злейшими врагами республиканской свободы и друзьями монархии, они назначены проповедниками и продолжают вбивать свои хитроумные наставления в умы народа, подтачивать мир провозглашенной нами Республики, вызывая недовольство среди соседей, которые без этого жили бы мирно.
В-третьих, на наших землях лежит до сих пор бремя десятины, которую взимал с нас король и передавал духовенству, чтобы содержать его нашими трудами: таким образом, хотя их проповедь забивает умы многих безумием, раздором и неудовлетворенными сомнениями, ибо их вымышленные и необоснованные доктрины не могут быть поняты, мы все же должны уплачивать им солидную десятину за то, что они этим занимаются. Это является угнетением.
В-четвертых, если мы направимся к юристу, то найдем его восседающим на кресле завоевателя и, хотя короли и устранены, поддерживающим королевскую власть на высоте, ибо во многих судах и вопросах права воля судьи и юриста стоит выше буквы закона, и многие судебные дела и тяжбы затягиваются к великому мучению клиентов и приводят к перемещению их земель и кошельков в руки юристов. Таким образом, мы видим, что, хотя другие люди находятся под суровым законом, многие крупные юристы не ведают его и творят свою волю, как это делал завоеватель. Я сам слышал, что многие, имеющие отношение к закону, говорили: «Чего мы не можем делать».
В-пятых, говорят они, если посмотреть на судебные порядки, то увидишь то же самое, что было в королевские времена: изменилось лишь одно название, как будто простые люди Англии платили налоги, держали постой и проливали кровь не для того, чтобы реформировать закон, а лишь для того, чтобы окрестить его новым именем и королевское право переименовать в государственное право. Таким образом получается, что одна рука свергает королевскую власть мечом, а другая восстанавливает монархию при помощи старого королевского права. А на самом деле главная цель реформации заключается в том, чтобы реформировать духовенство, юристов и закон, ибо жалобы всей страны имеют в виду именно эти три пункта, а не саму особу короля. И не будут ли говорить люди других национальностей, что несмотря на то, что и в парламенте и в английской армии были выдающиеся умы, они все же не смогли реформировать духовенство, юристов и право, но были вынуждены утвердить все это в том виде, как оставили короли. Разве это не развеет в прах всей вашей чести и не заставит всех монархистов посмеиваться потихоньку в рукав при виде того, как правительство нашей Республики строится на королевских законах и принципах.
Я спрашивал многих солдат, за что они боролись. Они отвечали, что затрудняются дать ответ. И это совершенная истина: они [315] действительно не смогут ответить, если монархический закон будет утвержден без всякой реформы. Но я подожду, чтобы посмотреть, что будет сделано. И я не сомневаюсь, что наше республиканское правительство будет построено на собственных основах.
В-шестых, если мы заглянем в приходы, то найдем там также много тягот:
Во-первых, власть лордов маноров до сих пор тяготеет над их братьями, требуя штрафов и гериотов, лишая их свободного пользования общинными землями, пока их братья не уплатят им ренты, требуя подчинения как и прежде и еще больше, чем когда король был у власти.
Но теперь народ говорит: какой властью сохраняют они свои права над нами? Прежде они получали свои права от короля, а он был наследником завоевателя: но разве простые люди Англии не изгнали короля и не расторгли узы этого завоевания? Поэтому, по всей справедливости, они освободились и от рабского подчинения власти лордов.
Во-вторых, в приходах, где имеются общинные земли, богатые нормандские фригольдеры и новое (более алчное) джентри переполняют общинные пастбища своими овцами и крупным скотом, так что низшие держатели и бедные трудящиеся едва могут держать одну корову в полуголодном состоянии. Итак, бедные до сих пор остаются бедными, и общинная свобода пользования землею отнимается у них, и бедный получает помощи не больше, чем когда король или завоеватель был у власти.
В-третьих, во многих приходах двое-трое видных лиц захватывают все влияние при распределении налогов, оказывая влияние на констеблей и других чиновников; а когда возникает вопрос о распределении солдат, они вмешиваются и в это дело, избавляя при этом себя и перегружая более слабых. И часто они собирают большие суммы денег, превышая судебные полномочия по налогам, причем они не дают объяснения, на каком основании они это делают, а низкий люд не смеет требовать у них отчета, ибо тот, кто осмелится заговорить, может быть уверен, что он подвергнется притеснениям при первой возможности. И если кто жаловался комитетам или судьям, то его совершенно из матывали волокитой и проволочками, или же жалоба на притеснение оказывалась совершенно безрезультатной. Таким образом, мы видим, что сильные люди помогают друг другу, а притесняемый бедняк не находит поддержки...
Народный ропот гласит: теперь мелкие держатели и земледельцы несут все тяготы, пашут землю, платят налоги, держат постой свыше своих сил, поставляют солдат в армию, несут самое тяжелое бремя войны, однако джентри, угнетающие их и живущие в праздности их трудами, отнимают у них все средства к обеспеченному существованию на земле.
Разве не раздаются постоянно такие речи среди народа: мы лишились своих земель, потеряли своих друзей на войне и перенесли все это безропотно, потому что нам была обещана свобода, а теперь в конце концов появились новые хозяева и наши тяготы возросли; и хотя всякого рода люди брали на себя обязательства изгнать королевскую [316] власть, но она до сих пор остается в силе и в руках тех, кои имеют больше прав на землю, чем мы сами. Ибо, говорит народ, если лорды маноров и наши сборщики налогов получили преимущественные права на землю от королевской власти, так теперь эта власть свергнута и изгнана... И если лорды маноров заявляют претензии на землю преимущественно перед нами вследствие победы армии над королем, то мы имеем такие же права на землю, как и они, ибо наши труды, наша кровь и смерть наших друзей были такой же расплатой за свободу земли, как и их.
А разве это не рабство, говорит народ: хоть в Англии и достаточно земли, чтобы содержать в десять раз больше населения, чем в ней есть, а некоторые вынуждены просить милостыню у своих же братьев, исполнять на них тяжелую работу за поденную плату и либо голодать, либо воровать и быть повешенным, как человек, недостойный жить на земле; больше того, им дозволяется возделывать пустоши для своего существования при условии, что они будут платить за это ренту своим братьям...
И чьими подданными мы должны теперь быть, раз завоевателя нет? Я отвечу: мы должны быть подданными либо закона, либо человеческой воли. Если — подданными закона, то все люди в Англии — подданные или должны быть таковыми. Но какой же это закон, еще не утвержденный для исполнения, подданным которого должен быть каждый? Если кто скажет, что править должны старые королевские законы, то на это можно ответить, что в этих законах так много путаницы, что лишь немногие знают, когда им повинуются, когда нет, ибо они были законами завоевателя, изданными для того, чтобы держать народ в подчинении завоевателя. Следовательно, они не могут быть правилом для каждого; кроме того, мы являемся ежедневно свидетелями многих деяний государственных чиновников, кои не могут их оправдать никаким законом, а лишь прерогативами собственной воли.
Ну, а если мы должны быть подданными людей, то каких же именно, если иметь в виду, что один человек имеет столько же прав, сколько и другой, ибо ни один человек теперь в силу закона справедливости не является завоевателем над своими братьями. Вы скажете: мы должны быть подданными правителя. Это правда, но не до такой степени, чтобы позволять правителям считать землю своей, а не нашей, ибо, поступая так, они изменяют своим доверителям и вступают на путь тирании, а мы утрачиваем свою свободу, а отсюда возникают враждебность и войны. Правитель достоин двойной почести, если он правит хорошо, а это бывает, когда он сам является подданным закона и требует, чтобы и все другие также были его подданными, и выполняет свои обязанности для того, чтобы видеть повиновение закону, а не своей личной воле...
И теперь, говорит народ, не прискорбно ли, что наши братья, которые правдами или неправдами хотят быть лендлордами, будут составлять законы и домогаться закона о заключении в тюрьму, о преследовании, даже о предании смерти всех, кто будет отрицать бога, Христа и писание. И в то же время они не следуют золотому правилу: поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобою, которое бог, Христос и писание сделали законом... [317]
О, сколь велико заблуждение и глубок мрак, объявший наших братьев, Я не имею сил рассеять его, но оплакиваю его в глубине моего сердца...
Таким образом, сэр, я перечислил некоторые тяготы, под которыми стонет народ.
А я, видя и слыша все это, решился представить вам эту программу республиканского правления 1, в коей я провозгласил полную республиканскую свободу в соответствии с правилами справедливости, т. е. со словом божиим... Я поставил светильник у ваших дверей, ибо в ваших руках власть при сей благоприятной возможности действовать ради всеобщей свободы, если вы пожелаете. Я не имею власти.
Джерард Уинстенли.
Дж. Уинстенли. Избранные памфлеты, стр. 181-204.
Комментарии
1. Приведенный документ предпослан программному памфлету Дж. Уинстенли: «Закон свободы, изложенный в виде программы, или восстановление истинной системы правления...».