к объяснению писем Суворова, писанных им в новгородской его деревне Кончанск, из Италии и Швейцарии.

Германии угрожала новая буря. Один из дальновидных Английских политиков предвестил ее в сих словах: «Французы, возобновив войну в Германии, — говорил он, — употребят не только оружие, но и все возмутительные средства, которые выдумал Карно, и произведенные в действие Бонапартом в областях Заальпийских. Сей пагубный образ войны должен убедить Европейские Державы, что им надобно противоположить необычайные способы против злоумышлений врагов своих. Одно мужество недостаточно. Французы с силою оружия совокупляют все пронырства и все то, что возмущает страсти человеческие. От чего доселе ни один из [119] Европейских Министров, известных способностями ума, не обдумал существа той силы, с которой должно сражаться, и свойство той силы, которую надлежит оной противоположить?»

Вскоре сбылось сие предсказание. Нарушив ненадежный Кампоформидский мир и угрожая Австрии, Французы успели происками своими оковать бездействием Рейнские области. В то же время скончался принц Оранский, назначенный Венским Двором предводителем войск в Италии.

В продолжении сих новых бурь, возмущавших Европейские области, Суворов, находясь под сельским кровом, просил Высочайшего позволения удалиться в Нилову пустынь. «Я намерен, — писал он, — там окончить краткие дни в службе Богу. Не умышленности, милосердый Государь!» Решения на сию просьбу не [120] воспоследовало. Занимаясь Богом, престарелый Герой не забывал и человечества, угнетенного насилием Французов. Из-под соломенного сельского своего крова, облетая мыслью области Европейские, он начертал средства остановить и отразить ненасытное властолюбие Французов, которые, суля свободу, сковывали народы цепями разврата и рабства.

5 Сентября 1798 года в деревне своей Кончанске Суворов сказывал изустно Генерал-Майору Прево де Лукиану следующие правила о войне с Французами. «Австрийцы и Русские будут действовать против Франции каждые со ста тысячами.

1. Ничего, кроме наступательного.

2. Быстрота в походах, натиск в нападениях, холодное ружье.

3. Не нужна методика; глазомер.

4. Полная мочь главнокомандующему. [121]

5. Нападать и бить неприятеля в цель.

6. Не терять времени в осадах, разве Маинц, как пункт для депо. Иногда обсервационным корпусом предпринять блокаду. Брать крепости приступом или штурмом, менее теряешь.

7. Никогда не разделять сил, дабы стеречь разные пункты. Если неприятель их перейдет, тем лучше: он приблизится, чтобы его разбить.

8. Таким образом, нужен только обсервационный корпус на Страсбург, еще один летучий к Луксенбургу. Идти далее, сражаясь, не останавливаясь в Ландау, разве чтобы наблюдать оный, а не для ретирад, о которых никогда не должно мыслить, но для транспортов, и никогда не заниматься пустыми маневрами, контрмаршами или, так [122] называемыми, военными хитростями, которые годны только для бедных Академиков.

9. Италия, Нидерланды последуют легко в Париж. Король Сардинский соединится. В Италии есть еще довольно пылких голов, а остальные вступятся за общее благо.

Король Неаполитанский возродится. Англичане очистят Средиземное море. Не мешкать. Ложная осторожность и зависть, — головы Медузины в Кабинете и Минестерстве. Суворов и Кобургский родятся как юный Малборуг».

Знаменитый Канцлер Безбородко отправил 1799 года предначертания Суворова к союзным Дворам. Хотя они отдавали справедливость бессмертным дарованиям нашего героя; но истина не вдруг победила самолюбие. Наконец, убежденный силою затруднительных обстоятельств, Император Франц Второй просил Павла [123] Первого отпустить Суворова для принятия начальства над войсками его в Италии. Прочитав два раза полученное письмо, Император сказал Графу Растопчину, управлявшему тогда иностранными делами: Вот, Русские на все пригождаются. После сих слов, взяв перо, написал Суворову Рескрипт, славный и для Самодержца и для подданного. «Граф Александр Васильевич! теперь нам не время рассчитываться. Виноватого Бог простит. Римский Император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а ваше спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы вашей время, а у меня удовольствия вас видеть. пребываю вам доброжелательным,

Облобызав подпись, Суворов прижимал к ранам своим Рескрипт. Готовясь к новым подвигам и к новой славе, он оживотворялся тем, что может еще ополчиться к защите Веры, добродетели и к безопасности человечества. Следуя во всем неизменно правилам своим, он отслужил в сельской церкви своей молебен и отдал старосте своему следующий приказ:

«Час собираться, другой отправляться. Поездка с четырью товарищами; я в повозке, они в санях. Лошадей осьмнадцать, а не двадцать четыре. Взять денег на дорогу двести пятьдесят рублей Егорке бежать к старосте Фомке и сказать, чтоб такую сумму доверил, потому что я еду не на шутку. Да я ж служил за дьяка, пел басом, а теперь поеду петь Марсом».

Вскоре явился Суворов в Столице. [125] В изъявление благоволения своего, Император надел на престарелого Героя большой крест Ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Принимая сию почесть, Суворов воскликнул: «Господи! спаси Царя!» Государь отвечал: «Тебе спасать Царей». Суворов возразил: «с тобою, Государь, возможно».

Герой, защитник Царства и Царей умел внимать стону страдальцев. Суворов, быстрый на поле битв и в подвигах добра при всяком случае повторял: торопитесь делать добро. Несчастная и престарелая мать Лейб-гренадерского полку Капитана Синицкого, наслушавшись о добродетельном Герое, писала к нему: «Семьдесят лет живу я на свете; шестнадцать взрослых детей схоронила; семнадцатого, последнюю мою надежду, молодость и запальчивый нрав погубили. Сибирь и вечное наказание достались ему в удел: а гроб для меня [126] еще не отворился… Государь милосерд, Граф Рымникский, милостив и сострадателен: возврати мне сына и спаси отчаянную мать!» Суворов отвечал: «Я молиться Богу буду; молись и ты, и оба молиться будем мы». Герой исходатайствовал прощение виновному сыну. Счастлив тот, кто, оттирая слезы злополучных, отправляется в путь славы! Суворов дорожил сим счастьем: слава и добродетель нераздельно обладали его сердцем.

В последнем своем Рескрипте от 17 Февраля 1799 года Император, позволяя Суворову по благоусмотрению своему требовать прибавления войск, присовокупил: «Впрочем, подвиги ваши, усердие и Вера всем известны: продолжайте с Богом, и враг общего блага вами же поражен будет». [127]

Проезжая Митаву и посетив Людовика XVIII, Суворов сказал ему: «Тот день почту счастливейшим в моей жизни, когда пролью последнюю каплю крови, способствуя вам взойти на Престол знаменитых ваших праотцев».

Суворов был принят в Вене торжественно. Народ восклицал: да здравствует Суворов!, а Русский Полководец отвечал: да здравствует Император Франциск Второй! Суворов остановился в доме Русского посланника Графа Разумовского. Желая при отъезде, по Русскому обычаю, отблагодарил хозяйку за гостеприимство, он велел в тот самый миг, когда садился в повозку, принести на золотом блюде сердечко, надел его на Графиню Разумовскую, запер ключом и, положа ключ в карман, уехал.

Первым подвигом Суворова в [128] Италии было взятие крепости Бресции с замком ее. Донося о сем успехе от 11 Апреля из Ронкаделли, Суворов выхвалял Князя Багратиона, Подполковника Ломоносова и Майора Поздеева, отличившихся расторопностью, рвением и усердием. Слава Князя Багратиона началась при первом подвиге Русских в Италии.

Отвечая на донесение Суворова от 5 Мая из Павловска, Император писал: «Вчерашнее донесение ваше из Ронкаделла получил; благодарю вас за известие и за Бресцию; завтра о сем будет молебен и здесь, и в С. Петербурге. Начало благо. Дай Бог, чтоб везде были успехи и победа! Вы же, умея с нею обходиться, верно и в службе нашей ее из рук ваших не упустите, в чем поможет вам успеть давнишняя, личная привязанность победы к вам самим».

От 20 Апреля Суворов уведомлял [129] о взятии Замка и крепости Бергамо ворвавшимися туда храбрыми казаками полку Грекова, подкрепленного полковым Атаманом Полковником Денисовым.

В местах, откуда изгоняем был неприятель, немедленно учреждалось прежнее правление.

Французы, пораженные прибытием и распоряжениями Суворова, отступали к реке Адде, везде подрывали каменные на ней мосты, полагая, что крутые ее берега, ширина и быстрота течения остановят полет Русских орлов. Влево от войск Французских, укреплявшихся за Адой, одно из отделений оных заняло крепкое положение при местечке Лекко, лежащем при озере того же имени, откуда Адда выходит. Окружив местечко, казаки и Князь Багратион вступили в бой с неприятелем. Французы, стоявшие по обеим сторонам реки, усмотрев [130] с возвышения малочисленность Русского отряда, умножили силы свои, ударили на Князя Багратиона и распустили множество стрелков на горах, в ущельях и садах. Уже неприятель готов был исторгнуть победу из рук утомленных Россиян.

Между тем Генерал Милорадович, быстро выпередя все войска, приостановленные половодьем Итальянских рек, перевез гренадерский батальон свой на судах через разлив реки Ечи у Вероны, посадил гренадер на повозки и полетел к передовым отрядам, сражавшимся у реки Адды. Встретив отважную дружину, даже и Суворов удивился быстроте юного Героя. «Благословляю тебя, — сказал он Милорадовичу, — благословляю тебя и воинов твоих в путь славы и побед! Прибыв внезапно к передовому отряду, Милорадович воскликнул: «ребята! вы послужили Государю и [131] Отечеству: теперь наша очередь!» С этими словами устремился на врагов, отразил их, увенчался победой и, хотя старее был в Генеральском чине Князя Багратиона, но великодушно уступил ему победу. Так говорит Суворов в донесении своем.

Кровопролитный Леккский бой продолжался двенадцать часов. У Генерала Серюрье было семь тысяч; две погибли; прочие бежали за реку Адду. Местечко Лекко достопамятно в военных Русских летописях; при нем началась воинская слава Милорадовича.

Предвидев полет юного Героя и желая переселить в душу его свои правила, Суворов сказал Милорадовичу после Леккского боя: «Штыки, быстрота, внезапность!.. Неприятель думает, что ты за сто, за двести верст, а ты, удвоив шаг богатырский, нагрянь быстро, внезапно. Неприятель поет, гуляет, ждет тебя [132] с чистого поля; а ты из-за гор крутых, из-за лесов дремучих налети на него как снег на голову; рази, стесни, опрокинь, бей, гони, не давай опомниться; кто испуган, тот побежден вполовину; у страха глаза большие; один за десятерых покажется. Будь прозорлив, осторожен, имей цель определенную».

Обманывая неприятеля различными движениями, союзники переправились через Адду 16 Апреля. В письмах своих к Графу Разумовскому Суворов говорит: «Мы перешли Адду на грудях неприятеля при Кассано; слабейшими силами разбили неприятеля, что и отворило нам путь в Милан. Донские казаки, предводимые походным Атаманом Денисовым и достойными его сотоварищами: Грековым, Молчановым и другими, первые окружили город Милан и в оный вступили. [133] Ключи города Милана препровождены были к Суворову с Хорунжим Наумовым. Суворов в донесениях своих называет Денисова мудрым и мужественным воином. 17 Апреля сдался союзникам Французский Генерал Серюрье. Того же числа, то есть в день Пасхи, Суворов занял Милан. Духовные и гражданские чины встретили победителя. Увидев Архиепископа, Суворов сошел с лошади, поклонился и прося благословения. сказал: «Я пришел сюда восстановить Веру, возвратить Папе престол и обратить народ к законному Государю. Надеюсь, что вы по званию своему будете мне содействовать». То же самое повторил он в воззвании к жителям Италии. По Русскому обычаю христосуясь со всеми, Суворов не пропускал и малолетних детей. Итальянцы смотрели и дивились соединению славы с благосклонностью. [134]

Суворов и в неприятелях уважал общественные добродетели. Зная, с какой скромностью и уважением поступил Серюрье с престарелым пленным Австрийским Генералом Вурмсером, по случаю сдачи Мантуи 1795 года он наградил его личным свиданием с собою. Ободренный ласковым приемом, Серюрье заметил, что Русские несколько отважно поступили, напав на него в самых силах. «Мы Русские, — отвечал Суворов, — все делаем без правил, без тактики. Ведь и я не последний чудак». С этим словом повернулся и запрыгал на одной ноге. Потом прибавил: «Мы чудаки; но мы били Поляков, Шведов, Турок, а теперь… Возьмите шпагу вашу; вы всегда были ее достойны». прощаясь с Серюрье и отпуская его в Париж, Суворов дал ему белую розу, чтобы он вручил супруге своей и [135] примолвил: я сам скоро к вам буду. «Не сомневаюсь», — отвечал Серюрье.

26 Апреля Его Императорское Высочество Константин Павлович прибыл в главную квартиру соединенной армии в Вероне.

День 1 Мая, хотя был труден для Русских, но озарил новою славою оружие их. По дошедшим известиям, будто бы Валенца опорожнена, Генерал Розенберг назначен был к занятию сей крепости. Обманутый вероломными уверениями жителей, которые бескорыстных своих защитников намерены были отдать на жертву Французам, Розенберг, переправившись через реку По при Борго Франко и Бассенияно, отважно вступил в бой. Неприятель час от часу умножался. Русских было только несколько отрядов слабых числом, но сильных мужеством. При сем случае в полном блеске явилось [136] мужество, неустрашимость и твердость духа Генерала Милорадовича. Разъезжая перед стрелками, он поощрял примером своим к упорному нападению. Французский стрелок, целивший в него, выстрелил по нему из-за куста, в то же время наскакал Офицер и взмахнул уже над головою его саблей, но Провидение сохранило Героя для новых подвигов славы: три лошади были под ним убиты. Превосходство неприятельских сил произвело замешательство в рядах Русских. Схватив знамя, Милорадович закричал: «Солдаты! Смотрите, как умрет Генерал ваш!» и поскакал вперед. В отданном приказе Суворов сказал: «Юный мужественный Генерал Милорадович показался, и с ним возблистала победа. Он схватил знамя, бросился вперед, за ним богатыри!»

При отправлении молебствия в [137] присутствии Павла Первого за поражение Французов при Лекке и за покорение Бергамо и Милана, находился сын Суворова. Когда в конце молебна дьякон провозгласил: и высокоповелительному Фельдмаршалу Графу Суворову Рымникскому многая лета! юный Граф в восторге сыновней любви бросился к Государю, поцеловал руку, хотел что-то сказать, но слезы и радость помешали. Торжественно выхваляя сей порыв сыновней любви и отпуская юного Графа под знамена победоносного отца, Император сказал: «Похваляю весьма привязанность к отцу. Поезжай и учись у него. Лучшего примера тебе дать и в лучшие руки отдать не могу».

Между тем, когда освобождением Италии Суворов надеялся восстановить во Франции престол Бурбонов, рассеянные Члены сего семейства съезжались в Митаве. В сем городе, [138] в пределах России, Людовик XVIII встретил супругу свою и племянницу, с которыми был восемь лет в разлуке. В Митаве дочь злополучного Людовика сочеталась браком с Принцем Ангулемским.

В сем мире Цари и подданные подвержены превратностям. Бурбоны лишились престола; Суворов почти при самом начале нового блистательного поприща лишался плодов обдуманных предприятий, и за успех которых ручалась долговременная его опытность. Видя противоположность мнений союзных Полководцев с мнениями его, он писал от 11 мая 1799 года к Графу Петру Александровичу Толстому: «Предположение и предрассудки все расстраивают. Оборонительная война теряла Италию с предградием Вены. Наступательной войной Эрц-Герцог Карл выгнал из Германии две армии: Журдана и Моро. [139] Сообразно нашим предприятиям, ему не только надлежало занимать внимание Французов, но надлежало давно завоевать Швейцарию и с помощью тамошних храбрых народов даровать им вольность, учинить себя властелином Рейна и сею верною чертою оградить Цесарские владения. А потом для цели — можно бы было глядеть в трубу до врат Парижа».

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info