В советской исторической литературе большое внимание уделяется освещению истории классовой борьбы и, в частности, народных движений. Ряд значительных исследований и ценных публикаций посвящен крестьянской войне 1773-1775 гг. ¹. И тем не менее интерес к этому крупнейшему движению крепостного крестьянства феодальной России не ослабевает, а ряд вопросов требует дальнейшего исследования.

В истории крестьянской войны 1773-1775 гг. одним из наименее изученных является ее последний этап — от того момента, когда армия Е. Пугачева вошла в пределы Нижнего Поволжья, и до полного поражения восстания.

Этот период отражают документы, помещаемые в настоящем сборнике. Они прежде всего освещают важнейшие сражения основных сил восставших, продвигавшихся вдоль правого берега Волги, а также отрядов повстанцев, направленных Е. Пугачевым от Саратова в пределы земли войска Донского против правительственных сил. Документы позволяют также выяснить причины, почему армия восставших после сражения у Казани не пошла на Москву, а избрала иное направление, и определить, насколько этот план был удачным. Наконец, они наряду с другими материалами имеют большое значение для решения вопроса о конечном моменте крестьянской войны, которая, теперь уже по общему мнению советских историков, не закончилось 15 сентября 1774 г. [выдачей Е. Пугачева властям, а продолжалась еще и в 1775 г.

__________________________

По сохранившимся источникам неизвестно, рассчитывал ли Е. Пугачев и его соратники до поражения у Казани идти на Дон. В период успехов армии восставших у них, по-видимому, были иные намерения. По свидетельству соратника Е. Пугачева Т. Подурова, в Берде, например, Е. Пугачев заявил, что после взятия Казани он сразу же двинется в Москву и Петербург. ²

Однако после двукратного поражения под Казанью Е. Пугачев в ответ на призыв окружавших его старшин идти на Москву решительно возразил: «Нет, детушки, нельзя! Потерпите! Не пришло еще мое время! А когда будет, так я и сам без вашего зова пойду. Но я де теперь намерен идти на Дон, — тамо меня некоторые знают и примут с радостью». ³ [6]

Изменение направления движения .армии восставших вызывалось рядом обстоятельств.

Путь на Москву от Казани шел через Нижний Новгород; но благодаря мерам, принятым нижегородским губернатором А. Ступишиным, город был подготовлен к обороне ⁴. К тому же руководители восстания получали сведения о быстром приближении значительных правительственных войск, непрерывно направляемых на подавление восстания. Для повстанцев становилось ясным, что при дальнейшем продвижении к центру страны их армия неизбежно столкнется с очень хорошо вооруженными и .подготовленными к борьбе силами императорской России.

Между тем к этому они не были готовы. После прихода в Казань в силу локального характера движения в армии восставших почти не оказалось башкир, работных людей уральских заводов и некоторых других активных участников первого периода движения, а в результате поражения под Казанью резко сократился численный состав армии и в значительной степени был подорван ее моральный дух.

В этих условиях восстанию была необходима новая стратегическая база, опираясь на которую можно было бы опять перейти в наступление и двинуться на Москву. Такой базой, по мнению Е. Пугачева и некоторых других руководителей восстания, могла стать его родина — земля донских казаков. Так, один из приближенных к Пугачеву людей писарь Дубровский говорил, что «намерения у него, Пугачева, были: разбив города Царицын и Черный Яр, поворотить на Дон и склонить все Донское казачье войско, а с Дону идти на Москву...» ⁵ Об этом же свидетельствовал и перешедший на сторону восставших под Саратовым секунд-майор А. Салманов ⁶.

Когда было принято решение идти в Нижнее Поволжье и на Дон, то Е. Пугачев, стремясь поднять донских и волжских казаков на восстание, обратился к ним с несколькими манифестами, часть из которых дошла до нас ⁷. Манифесты призывали казаков оказать «ревность и усердие» в истреблении «тех проклятого рода дворян, которые, не насытясь Россиею, но и природное казачье войско хотели разделить в крепость свою и истребить казачий род». Указывая далее, что значительная часть казаков перешла уже на его сторону, за что «получила себе свободную вольность и нашу монаршую милость и награждение древнего святых отцов предания крестом и молитвою, головами и бородами», Пугачев призывал остальных казаков последовать их примеру и примкнуть к восстанию. Е. Пугачев, конечно, учитывал, что некоторые из донских казаков знали его лично ⁸. Однако это обстоятельство не явилось препятствием к продвижению его в пределы земли донских казаков. Понять, насколько верными были расчеты Е. Пугачева и тех его соратников, которые тоже считали возможным идти на Дон, можно только в том случае, если правильно и всесторонне оценить отношение донского казачества к крестьянской войне и участие его в ней.

__________________________

В исторической литературе можно встретить указание на то, что не [7] только казачьи старшины заняли враждебную позицию по отношению к крестьянской войне, но и рядовая масса донского казачества отнеслась к ней несочувственно, поэтому «Дон не поддержал восстания». ⁹ Мнение относительно старшин не вызывает возражений. С самого начала крестьянской войны донские старшины выступили в роли активных душителей народного движения. В то же время нельзя согласиться с тем, что говорится обычно о рядовых казаках.

Донские казаки были одной из самых активных сил крестьянской войны под предводительством Степана Разина. За 100 лет, прошедших с тех пор, положение на Дону значительно изменилось. Крепостнические порядки здесь прочно утвердились, причем казачья старшина быстро вливалась в ряды дворянского сословия и превращалась во все более падежный оплот самодержавной власти. Менялось и положение рядовой массы казачества. Постепенно она превращалась в замкнутое служилое сословие, интересы которого уже не в такой степени, как прежде, совпадали с интересами крестьянства. И все же рядовое казачество оставалось сословием, испытывавшим тяжесть самодержавно-крепостнических порядков в России ¹⁰.

В силу этого на протяжении XVIII в. донское казачество было активным участником ряда антикрепостнических и антисамодержавных движений, в том числе и таких значительных, как восстание 1707-1708 гг. и волнения 1792-1794 гг. Накануне крестьянской войны, в начале 70-х годов XVIII в., на Дону произошли события, которые привели в движение значительную массу казачества ¹¹. Одно из них, известное под именем «ефремовского бунта» (1772 г.), было настолько мощным, что П. И. Панин в середине октября 1773 г., когда крестьянская война получила уже очень широкий размах, продолжал считать ее лишь «искрой» движения 1772 г. ¹²

Поэтому нет оснований говорить об отсутствии революционного духа у основной массы казачества в XVIII в. Не случайным следует считать и тот факт, что во главе крестьянской войны 1773-1775 гг. оказался донской казак Емельян Пугачев.

__________________________

Несмотря на указанные выше обстоятельства, земля донских казаков до самого конца восстания так и не стала значительным районом крестьянской войны. События ее получили на Дону своеобразное развитие, и причины этого можно понять лишь при всестороннем анализе условий, в которых протекала классовая борьба казачества в этот период.

Прежде всего следует учитывать позицию правительства по отношению к донскому казачеству. Зная о его «мятежном духе» и помня о событиях, происходивших в 1772 г., оно с самого начала, а затем на протяжении всей крестьянской войны обращало особое внимание на Дон и непрерывно принимало решительные меры к тому, чтобы донские казаки не примкнули к восстанию. Получив 14 октября 1773 г. первое [8] известие о восстании и не представляя, какой размах оно может, принять, правительство забеспокоилось прежде всего о том, как бы повстанцы не двинулись к земле донских казаков, «где, может быть, надеются усилить свое общество» ¹³. Поэтому уже «а следующий день на Дон были отправлены офицеры со «специальным заданием», а коменданту крепости Дмитрия Ростовского генералу И. Потапову предписывалось строго следить за настроением донского казачества и принять меры к немедленной ликвидации повстанческих отрядов в случае появления их на Дону ¹⁴.

Вскоре правительству стало известно, что Е. Пугачев «присылает во многие места злодейские свои письма к обольщению... разными нелепыми обещаниями простого народа» ¹⁵. Отдавая себе отчет в том, что эти манифесты могут оказать сильное влияние на донских казаков, правительство 4 января 1774 г. предписало Войсковой канцелярии немедленно «как (они. — А. П.) получены или найдены будут, жечь через палачей...» ¹⁶.

Правительство не упускало случая использовать любую возможность для устрашения донского казачества, чтобы предотвратить его участие в крестьянской войне. 29 декабря 1773 г. коменданту крепости Дмитрия Ростовского было послано распоряжение, затем несколько раз подтвержденное, чтобы дом Е. Пугачева, находившийся в Зимовейской станице, сжечь, место, на котором он стоял, посыпать солью, а жену и детей арестовать. Вскоре выяснилось, что незадолго перед этим жена Е. Пугачева продала дом казаку Есауловсжой станицы Евсееву, который уже перевез его на новое место. Тогда по приказу властей дом Пугачева перенесли обратно и сожгли, а пепел рассеяли по ветру ¹⁷.

В то же время правительство принимало меры к тому, чтобы привлечь казачество на свою сторону. Из Военной коллегии непрерывно посылались на Дон грамоты с выражением благодарности донскому казачеству за заслуги их перед царем и отечеством. 21 июня 1774 г. был издан указ о прекращении и уничтожении всех следственных дел казаков, участвовавших в движении 1772 г., а также об освобождении и прощении казаков, содержавшихся под стражей ¹⁸. Один из наиболее активных усмирителей крестьянского движения князь П. М. Голицын, получив сведения о неурожае и голоде в Поволжье, счел необходимым обеспечить «обывателей» хлебом, указывая в рапорте главнокомандующему правительственными войсками П. И. Панину, что «только этим можно некоторым образом и прилепляющуюся к самозванцу чернь от того воздержать». Подобные меры принимало правительство и на Дону. Однако главной мерой, которую предприняло правительство, чтобы предотвратить распространение восстания на Дону, явилось сосредоточение значительных вооруженных сил в пределах земли войска Донского и на ее границах.

В начале крестьянской войны на Дону и на Донце были расположены корпус генерал-майора князя Багратиона и московский кавалерийский легион бригадира Бринка, штаб квартиры которых находились в Нижне- и Верхне-Кундрюченских станицах ¹⁹. Однако этих войск, во-первых, было значительно меньше, чем требовалось для поддержания «порядка» на Дону, а во-вторых, они находились в низовьях Дона и Донца. в то время как классовые противоречия были наиболее обострены в районах среднего течения Дона и по Хопру, Бузулуку, Медведице и [9] Иловле, где вероятнее всего и могло вспыхнуть восстание. Переместить же их полностью или даже частично в этот район было опасно, ибо войска Багратиона и Бринка могли понадобиться для отражения крымских и ногайских татар, для которых главным объектом нападений являлся район Нижнего Дона ²⁰.

Как только правительство убедилось в серьезной опасности крестьянского движения, оно уже в конце ноября 1773 г. направило против восставших карательную армию. Вслед за тем были приняты экстренные меры по сосредоточению воинских частей в районе восстания, а также в тех местах, где оно могло вспыхнуть. Во второй половине июля 1774 г правительство получало особенно тревожные сведения о том, что армия Е. Пугачева продвигается к земле донских казаков, настроение которых вызывало все большую тревогу властей ²¹.

Опыт предшествовавших периодов движения ясно показал правительству, что при появлении Е. Пугачева со своей армией в том или ином районе глухое брожение быстро перерастало в пожар крестьянской войны. Поэтому командующий отдельной карательной армией П. М. Голицын с особенной настойчивостью просил П. И. Панина о скорейшей присылке вооруженных сил в междуречье Волги и Дона, где «главное злодейство яд свой распускает» ²². И мы полагаем, что такая просьба Голицына имела серьезные основания, ибо превращение земли донских казаков в новый очаг крестьянской войны в значительной степени зависело от того, успеют ли правительственные «войска прибыть туда раньше Е. Пугачева или позже.

Однако к этому времени обстановка уже окончательно изменилась в пользу правительства. После заключения 10. июля 1774 г. Кючук-Кайнарджийского мира с Турцией на подавление восстания было направлено значительное количество вооруженных сил. Екатерина II писала П. Панину, что против восставших «столько наряжено войска, что едва не страшна ли таковая армия и соседям была» ²³. В числе районов, куда шли с турецкого фронта войска, была и земля донских казаков. В августе 1774 г. Екатерина II сообщила П. Панину: «Что касается до Дону и до Воронежской губернии, то уповаю, что в конце сего месяца оная сторона совсем обеспечится, ибо по первому дошедшему известию о несчастном городе Казани приключенья к князю Василию Михайловичу Долгорукову в Крым, как он тогда уже известился о заключении мира, то тотчас отрядил он, не ожидая повеления отселе, как он сам меня уведомляет реляцией своей от 5 числа сего месяца, генерал-поручика графа Пушкина с Ряжским пехотным полком, двумя карабинерными полками, десятью эскадронами гусар, тремя эскадронами драгун и пять сот пехоты из оставшихся на линии рот с повелением, чтоб шел прямо на Воронеж и к Дону» ²⁴.

Таким образом, Дон и прилежащие к нему земли были буквально наводнены войсками еще до того, как в этот район прибыла армия повстанцев. Это, разумеется, явилось серьезным препятствием к превращению земли донских казаков в новый центр крестьянской войны.

Следующей важной причиной, которая помешала распространению восстания на Дону, явилась непримиримая позиция, занятая по отношению к крестьянской войне донскими старшинами, а также быстрота и решительность их действий в борьбе с восстанием.

Мы уже отмечали, что в силу крупных социальных перемен, происшедших на Дону в XVIII в. старшины, вливаясь в ряды дворянского [10] сословия, становились социальной опорой дворянской империи. Однако правительству был хорошо известен «мятежный дух» казачества, и оно, хотя, как правило, «прощало» казакам их «вины», все же относилось к ним с недоверием. У правительства были некоторые основания относиться с недоверием и к старшинам, часть из которых во время происходившего в 1772 г. так называемого «ефремовского бунта» не проявила по отношению к правительству должной лойяльности. Поэтому крестьянская война являлась для старшин испытанием их верности интересам правительства и российского дворянства. И они проявили все усердие к тому, чтобы оправдать возлагавшиеся на них надежды.

20 октября 1773 г. воронежский губернатор Н. Шетнев сообщил Войсковой канцелярии войска Донского о начавшемся восстании. Уже на следующий день Войсковая канцелярия доносила, что она приступила к формированию полков для борьбы с восстанием, а специально наряженным в разные районы донской земли старшинам предписывалось на случай, если поступит сообщение, что сам Пугачев «следует где в близких местах, то всем сим определенным старшинам, дав о себе другим знать, стремиться с войском против него и, соблюдая себя верною присягою, стараться не токмо его удержать, но и совсем истребить».

Такие же меры предписывалось принимать и в том случае, если «в пределах нашего войска Донского или вблизи ко оному лежащих других местах есть их злодейская изменническая партия». ²⁵

Войсковая канцелярия разослала, по всем станицам грамоты, в которых строго предписывалось казакам «никаким о нем слухам не внимать, а стараться разбить его, искоренить и в прах истребить…» ²⁶. Канцелярия была обеспокоена и тем, «не будет ли от того изменника и клятвопреступника Амельки Пугачева шпионов и обольстителей на возмущение донских казаков». Для предотвращения этого предписывалось с первых же дней «всякого приезжего и входящего в станицы, кольми паче в хутора, а особливо из бродяг и носящих на себе образ нищего, всенаиприлежнейшим и проницательным оком рассматривать, входя в самую тонкость состояния и испытуя при том разными в речах образами, и ,буде сомнительный сему злодейству или самый подосланый льстец-изменник откроется, оного тотчас по распросе, заковав накрепко руки и ноги, за всестрогим конвоем при рапорте с нарочным отправлять к нам, войску Донскому» ²⁷.

Проводя все эти мероприятия, Войсковая канцелярия отдавала себе отчет в том, что в создавшейся напряженной обстановке нельзя ни в коем случае раздражать рядовую массу казачества. Поэтому она требовала от старшин «при сем не маловажном деле отнюдь никому обывателям и ведомства нашего казакам обид, налогов и притеснения не чинить; особливо безнадежно, а хотя и за деньги да не по настоящей цене ничего не брать и команды своей полковников, походных старшин и рядовых казаков до того не допускать, а содержать над ними крепкую дисциплину...» ²⁸

Получая непрерывно тревожные сведения о развитии восстания и видя рост недовольства среди казачества, войсковой атаман и донские старшины для подавления восстания и недопущения его распространения на Дону принимали все более решительные меры. В конце 1773 г. наказным атаманом С. Сулиным были разосланы донским полковникам А. Луковкину и А. Иловайскому особые секретные инструкции, в которых подробно указывалось, каким образом нужно организовать [11] вооруженные силы войска Донского для борьбы с восстанием. ²⁹ И хотя казаки, как мы увидим далее, неохотно выполняли распоряжения войсковых старшин, эти верные слуги самодержавия сумели сформировать на Дону карательные отряды и направить их на борьбу с восстанием. В августе 1774 г. донской атаман С. Сулин доносил Г. Потемкину, что «ради лучшей в искоренении злодея поспешности и недопущения до здешних пределов и наконечное его погубление выкомандированы от нас, войска Донского, во-первых, в верхние медведицкие, бузулуцкие и хоперские станицы — с полуторатысячной командою походный атаман Абросим Луковкин с полковниками Яновым и Вуколовым, а потом, во исполнение всевысочайшего ее императорского величества повеления, для принятия из той полуторатысячи с вновь наряженными 1000 человек — полковник Алексей Иловайский, а напоследок и все поголовно казаки и выростки казачьи дети как с донских от Терновской до Казанской, так с хоперских, медведицких и бузулуцких станиц при определенных к ним старшинах, а, наконец, и последние с здешних городских, тож с нижних донских и донецких станиц и юртовые калмыки при походном атамане Макаре Грекове и прибывшие из-за Кубани из деташамента господина бригадира и кавалера Бринка, 3 казачьи полка с полковниками Кирсановым, Платовым и Уваровым отправлены, да и все мы на поражение злодея состоим во всякой готовности» ³⁰.

Кроме того, по распоряжению правительства на подавление восстания были направлены донские казачьи полки, находившиеся в разных концах империи. Помимо названных, пришедших с Кубани, из Симбирска шел полк И. Денисова, из Новгорода — А. Краснощекова, из Москвы — полки И. Платова и П. Ребрикова, из Крыма — Барабанщикова и М. Грекова. ³¹

Таким образом, стараниями войскового атамана и старшин при помощи правительства для борьбы с восстанием было направлено около 30 донских полков. Правда, большинство из «их были неполными, а некоторые насчитывали не более двухсот казаков ³². Но тем не менее это была внушительная сила, которую господствующий класс использовал для подавления крестьянской войны наряду с регулярной армией. И если иррегулярные казачьи полки целиком не перешли на сторону повстанцев, то причины этого были, по всей вероятности, те же, по каким и регулярную армию, состоявшую главным образом из крестьян, правительство сумело использовать в борьбе с народным восстанием.

Несмотря на целый ряд решительных мер, предпринятых правительством и войсковыми властями по предотвращению восстания на Дону, власти продолжали опасаться за спокойствие среди донских казаков. Так, в рапорте П. Панину от 16 августа 1774 г., т. е. как раз в тот период, когда основные силы повстанцев проходили по Нижнему Поволжью и устремлялись к Дону, командующий отдельной карательной армией П. Голицын писал, что «генерально на всех их (донских казаков. — А. П.) положиться нельзя, а надобно думать, что часть из них присоединится к злодею, разве не будут ли они от того предудержаны заключенным ныне миром» ³³.

Основываясь на полученных донесениях, Бринк также доносил генералу Е. А. Щербинину, что «донцы худые мысли имеют, и некоторый подлый народ охотно бунтовщика Пугачева ожидают» ³⁴. Полковник И. Михельсон, который со своими силами шел буквально по пятам за [12] Пугачевым и лучше других знал положение в лагере повстанцев, с тревогой передавал П. Панину в рапорте от 8 августа 1774 г. полученное им известие о том, что Е. Пугачев «имеет намерение пройти Дон, взбунтовать кубанские орды и, усилившись, идти к Москве». ³⁵ Вообще все усмирители восстания, зорко следившие за продвижением главных сил восставших и стремившиеся выяснить планы Е. Пугачева, при получении первых же известий о намерении его идти к Дону немедленно с тревогой сообщали о них друг другу ³⁶. Это можно объяснить только боязнью того, что с появлением на Дону армии восставших во главе с Пугачевым там может возникнуть новый очаг крестьянской войны.

Страхи усмирителей имели серьезные основания. Получив первые известия о восстании, донцы отнеслись к нему с большим вниманием, причем многие с явной симпатией к движению и его предводителю говорили, «что если б это был Пугач (а не сам Петр III. — А. П.), то он не мог бы противиться так долго войскам царским» ³⁷. Особенно большой интерес к восстанию был проявлен среди казаков верховых станиц. Они непрерывно посылали гонцов, поручая им узнать, действительно ли вождь движения — царь. Как стало известно Г. Р. Державину, казаки станицы Филоновской посылали своего гонца Ястребова в лагерь восставших, приказывая ему выяснить, «подлинно ли государь Петр Федорович жив, и он ли это, который воюет», и «ежели де он, то и мы будем готовы». ³⁸

Командование казачьими частями, которые должны были преградить восстанию путь на Дон, было поручено М. Себрякову. Получив назначение, он вместе с подчиненными ему старшинами приступил к формированию карательных отрядов (так называемого «ополчения»). Но старшины столкнулись с колоссальными трудностями, ибо значительная часть казаков под разными предлогами в эти отряды не шла.

Походный атаман М. Греков, которому было поручено формирование карательных полков в нижнедонских и донецких станицах, доносил в Войсковую канцелярию, что «казаков является весьма малое число», да и то только «имеющие страх по долгу присяги своей», а прочие казаки «из станиц не выступили и у него не явились» ³⁹.

Особенно большие затруднения встретили старшины при формировании карательных отрядов в станицах, расположенных в среднем течении Дона и по его притокам Хопру, Бузулуку, Медведице. В нижне-медведицких станицах собирал казаков сам Себряков, но при всем старании в шести станицах ему удалось собрать только 200 человек. Собиравший «ополчение» в верхнедонских станицах старшина Поздеев с большим трудом сумел в 15 станицах набрать казаков для одного полка. Старшина Кульбаков, прибывший в Етеревскую станицу, нашел там только 30 казаков, способных носить оружие, остальные же разбежались; а старшина М. Греков в хоперских станицах вообще никого не мог собрать ⁴⁰.

Старшинам так и не удалась создать карательные полки из донских казаков почти до самого появления повстанцев в пределах земли войска Донского. Когда же на Дону стало известно о появлении в донской земле пугачевских отрядов и об успешном продвижении их по Медведице к Етеревской станице, М. Себряков 17 августа 1774 г., в [13] страхе бросив лишь наполовину собранное ополчение, бежал в Новохоперскую крепость. ⁴¹

Однако еще раньше на смену ему был назначен походным атаманом один из наиболее активных усмирителей восстания старшина А. Луковкин. И только благодаря его усилиям карательные отряды из донских казаков были сформированы. Позже А. Луковкин доносил С. Сулину, что «если б де он с полковниками не ускорил поспешить почтою на Медведицу, хотя и с малым числом казаков, то б злодеи не только [в] медведицкие, но и в донские и хоперские станицы прошли б, ибо де казаки, будучи по несобрании команды, страшась злодейского тиранства, производившегося в медведицких станицах, совсем против их, злодеев, идти упорствовали; но едва он, Луковкин, с полковниками, употреби все силы свои, к тому наговорить их мог». ⁴²

С каким трудом это было сделано, можно судить хотя бы по тому факту, что еще 16 августа, т. е. накануне сражения у Етеревской станицы, А. Луковкин вынужден был целый день уговаривать казаков начать сражение с восставшими. ⁴³

Собранные насильственным путем карательные отряды не могли быть надежной силой в борьбе с восставшими. Разумеется, старшины пытались это скрыть. Однако об этом неоднократно свидетельствовали другие военачальники. Так, накануне прихода основных сил повстанцев в Саратов, саратовский комендант И. К. Бошняк, рапортуя 8 августа 1774 г. астраханскому губернатору П. Кречетникову о создавшемся в городе положении, прямо указывал: «Что касается в донских и волских казаках, то по нынешним обстоятельствам в них надежда мала» ⁴⁴. На ненадежность находящихся под его командой донских казаков указывал 15 августа 1774 г. калмыцкий князь А. Дундуков ⁴⁵.

Дальнейшие события показали, что усмирители восстания не напрасно сомневались в надежности карательных полков донских казаков.

При подходе армии Е. Пугачева в начале августа 1774 г. к Петровску на ее сторону перешла команда донских казаков в количестве 60 человек ⁴⁶. Не задерживаясь там, восставшие двинулись к Саратову. Навстречу им для разведки саратовский комендант Бошняк направил 80 донских казаков, но они, как доносил командир одного из саратовских батальонов Иван Сапожников, «достигнув злодея за 20 верст до сего города, ему предалися, кроме одного их есаула, ушедшего со уведомлением о таковой измене к господину Бошняку» ⁴⁷.

6 августа армия Е. Пугачева, преодолев небольшое сопротивление, заняла Саратов. Одной и:з причин падения Саратова царицынский комендант И. Цыплетев называл переход донских казаков на сторону Е. Пугачева. 12 августа 1774 г. он доносил в Военную коллегию: «6-го числа на Саратов нападение учинено толпами тысячах в четырех; по измене бывших у него, коменданта, донских, волских, саратовских казаков... оный город взят» ⁴⁸. Такое мнение высказывал не один И. Цыплетев. В тот же день, рапортуя П. Панину, И. Михельсон писал, что Е, Пугачев ворвался в Саратов «изменою предавшихся к нему бывших там казаков и робостью гарнизонных солдат» ⁴⁹.

16 августа 1774 г. произошло крупное сражение на р. Пролейке. [14] Донося о нем, атаман Качалинской станицы войска Донского не пожалел ярких красок для описания славной «победы», одержанной «верными» казаками, сражавшимися под командованием своих старшин: «Полковники Кутейников и Греков, — писал он, — соединясь с легкою полевою командою и не убоясь того злодея Пугачева, а особливо наблюдая свою присяжную должность, стремительным образом сочиня с ними баталию и разбив толпы его, да несколько побито, да и в полон взято тож» ⁵⁰. Но это было оплошным вымыслом. На самом деле, как указывает в своих рапортах большинство военачальников, армия повстанцев в сражении одержала полную победу, причем ее успех в немалой степени определился переходом калмыков и казаков на сторону Пугачева.

Об этом, например, доносил И. Михельсон П. Панину в рапорте от 2 августа 1774 г.: «Легкомысленные калмыки, называемые дербетевские ⁵¹, все предались к злодею числом три тысячи человек, равномерно ж не малое число донских казаков» ⁵². В других донесениях также указывалось, что «казаки... были отрезаны и предались» ⁵³.

По пути продвижения повстанческой армии к Царицыну 20 августа 1774 г. на Мечетной произошло еще одно большое сражение с правительственными силами. Битва принесла очередную победу восставшим. Один из крупных донских начальников — Ф. Кутейников был взят в плен, его полк, который, по данным М. Сенюткина, был двойным, т. е. насчитывал примерно 1100 казаков, был разбит, а 400 казаков во главе с хорунжими Крапивным и Терентьевым перешло на сторону повстанцев. ⁵ Впоследствии часть из них бежала из лагеря Е. Пугачева. В их числе был и Крапивин, ушедший от Е. Пугачева уже после того, как тот, перейдя на левый берег Волги, устремился с остатками своей армии в глубь Нижне-Волжских степей. На допросе в Войсковой канцелярии Крапивин убеждал следователей, что казаки оказались в лагере Е. Пугачева только вынужденно, в результате поражения правительственных сил, и сразу же пытались вернуться. Указав, что в первую же ночь ушли от Е. Пугачева сотник Тимофей Васильев и 6 хорунжих со знаменами, он говорил, что «к каковому побегу и он, Крапивин, со оставшими[ся] хорунжими и некоторыми казаками имел согласие, но учинить того не могли по причине, что их за побегом оных хорунжих стали яицкие притеснять и присматривать с угроживанием повесить тех, кои в побеге пойманы будут» ⁵⁵.

Однако факты свидетельствовали не в пользу заверений Крапивина, и при всем старании ему не удалось обелить себя и казаков в глазах усмирителей восстания. Он не мог скрыть того, что лишь незначительная часть рядовых казаков стремилась к побегу. Правительство, зная, что сам Крапивин стал полковником пугачевской армии, не поверило также и тому, что он с самого начала хотел вернуться в правительственную армию, поэтому в предписании П. Панина Войсковой канцелярии указывалось: «В память его чиноначальства у злодея урезать правое ухо» ⁵⁶.

21 августа Е. Пугачев с основными силами восставших подошел к Царицыну. Значение Царицына определялось не только тем, что он являлся одной из самых крупных крепостей в Нижнем Поволжье. По выражению бывшего астраханского губернатора Бекетова, Царицын тем «всех важнее, что оный — ключ к Дону», что «сей город с линией [15] (Царицынской — А. П.) служит ему (Пугачеву — А. П.) преградою как отсюда, так и от Дона, да и от самой Кубани» ⁵⁷. Усмирители проявили немало усилий и усердия, чтобы город не был взят армией Е. Пугачева. Благодаря принятым мерам по обороне города, а главным образом ввиду быстрого приближения правительственных войск, преследовавших армию восставших, Пугачев не взял Царицын, обогнул город и пошел вниз по течению Волги в направлении Черного Яра.

Однако это явилось лишь полупобедой правительственных войск. На данном этапе крестьянской войны правительство могло требовать большего — главнокомандующий П. Панин упрекал царицынского коменданта И. Цыплетева в том, что ему не удалось задержать армию Пугачева под Царицыном до прихода войск Михельсона.

В ответ на это Цыплетев 10 октября 1774 г. отправил Панину рапорт, в котором пытался объяснить, почему он не имел возможности задержать армию повстанцев. Одной из основных причин этого, по его словам, было то, что, узнав о пленении Ф. Кутейникова, «приехав, все полковники объявили [у] казаков своих упадок духа и отступление в домы; вместо ожидания с Дону прибавки... силы их умалились, а к утру, и гораздо стало недостаточно, так что с небольшим один полк составлять могли. А при том смотрели и все ворот ,куда им от нападения злодейского уходить, просили они, полковники, поставить их в прикрытие и содержаны были под крепостью, в одном буераке под пушками, так что сею командою почти и сделать ничего не можно» ⁵⁸.

О полной растерянности донских старшин под Царицыном ярко свидетельствует их коллективный рапорт Цыплетеву от 21 августа 1774 г. ⁵⁹

Наконец, о поведении донских казаков под Царицыном имеется сообщение астраханского казачьего сотника В. Горского, перешедшего на сторону Е. Пугачева. Горский указывал, что во время осады Царицына о« сам находился при обозе и видел, как Пугачев «тех донских казаков склонил себе в сообщество, из коих старшины были допущены к его руке». ⁶⁰

В то же время в составе армии Е. Пугачева, которая была «исправнее прежнего», наряду с перешедшими на его сторону из состава донских полков было и без того значительное число «казаков яицких, донских и волских» ⁶¹.

Мы привели ряд свидетельств о переходе казаков на сторону восставших при соприкосновении частей, в которых они служили, с основными силами Е. Пугачева. Но дело не ограничивалось этим. Казаки, находившиеся в составе небольших правительственных отрядов, преследовавших повстанцев, как правило, действовали неохотно и чаете переходили на сторону восставших. В этом отношении любопытно донесение командиров Новохоперского батальона Бутримовича и Воронежского батальона Хрущева, выполнявших задание по преследованию восставших в Шацком уезде.

Им был придан казачий отряд Устинова. Но они вынуждены были доносить, что казаки «не так верно службу свою прокосят, как надо» ⁶², а в один из самых напряженных моментов, когда потребовалось организовать погоню за повстанцами, Устинов, по словам Бутримовича, заявил ему: «Мне нет нужды, а я у тебя не в команде» ⁶³. [16]

В ряде станиц, где казаки не хотели идти в карательные отряды, они готовы были вступить в ряды повстанцев. Наиболее часто такие случаи отмечались в станицах, расположенных по среднему течению Дона и по его левым притокам Хопру, Буаулуку, Медведице и Иловле, где классовые противоречия были особенно острыми. По свидетельству участника пугачевского движения казака Михайлова, в Пятиизбянской станице «половина (казаков. — А. П.) склонилась новому государю». Как показывает другой участник восстания, Василий Уланов, Михайлов советовал ему с товарищами, бежавшими от преследования и не знавшими, куда укрыться, явиться в станицу Пятиизбянскую и «безопасно объявить, что и они бежали из Пугачева собрания, почему де тутошние жители беспрепятственно их примут, яко де река их такими людьми и наполнена» ⁶⁴.

6 сентября 1774 г. был допрошен в Хоперской крепости пугачевец Григорий Соколов. Он показал, что в августе 1774 г. один из пугачевских атаманов — Константин Дмитриевич Лосев с группой людей поехал «на реку Бузулук... в Филоновскую станицу для склонения, чтоб они (казаки — А. П.) к известному злодею, под именем императора Петра третьего, были склонны. Оттуда приехав, и объявили, что де вся та станица к нему склонна» ⁶⁵.

С показаниями Соколова совпадают сведения, которые имеются в рапорте Бутримовича и Хрущева. По их словам, один из отрядов, находившихся в селе Лопатине, послал своего представителя «в Филоновскую станицу, [к] донским казакам для соглашения их злодейской толпы и ко умножению. Которые, объявя овоесогласие, помогать им хотели, да уже и находятся в сих партиях...» ⁶⁶

По свидетельству А. Луковкина, из числа казаков Етеревской станицы, расположенной на Медведице, в отрядах Е. Пугачева насчитывалось более 300 казаков ⁶⁷. Эта цифра представится особенно значительной, если вспомнить, что собиравший карательный отряд в Етеревской станице старшина Кульбаков нашел в ней лишь 30 казаков, способных носить оружие.

Донские казаки шли в ряды восставших и в одиночку, и целыми группами. Указания на это имеются в документах, которые выше уже приводились. Однако число подобных свидетельств можно значительно увеличить. Так, старшины Янов и Вуколов в рапорте походному атаману А. Луковкину жаловались, что казаки верхнемедведицких станиц «не только никакого вспоможения» им не оказывали, «нон по требованию людей им не давали, тако ж наряженных им в команду ни одного человека не выслали». В то же время он, и «к немалому сомнению о опасности ту злодейскую толпу принимают, встречая хлебом-солью и знаменами» ⁶⁸.

Войсковой наказной атаман С. Сулин в рапорте Г. Потемкину от 28 августа 1774 г. также говорил о нежелании казаков сражаться с Е. Пугачевым и о переходе многих из них на его сторону, «будучи несколько сверх чаяния мыслями поколеблены от названия злодеем самим себя большим именем» ⁶⁹. Наконец, можно привести сообщение пугачевцев Тарасова и Кухтина о том, что в пугачевской армии было «много казаков донских и запорожских» ⁷⁰. При этом донские казаки, находившиеся в [17] рядах пугачевской армии нередко занимали командные должности полковников, есаулов и др. ⁷¹

Учитывая все это, мы полагаем, что заявления Е. Пугачева в манифестах о значительном числе донских казаков — участников восстания и о том, что «они оказывают в нашей службе ревность и усердие», были значительно ближе к истине, чем принято считать.

__________________________

Еще более охотно, чем донские казаки, готовы были встретить и поддержать Е. Пугачева казаки волжские.

Для защиты внутренних губерний от кубанских татар и других кочевых народов еще в 1719 г. по решению правительства началось строительство Царицынской линии крепостей ⁷². На этой линии, шедшей от Царицына до донского казачьего городка Паншина, были выстроены крепости Донецкая, Грачи, Мечетная, Осокор и ряд форпостов. Для содержания крепостей и несения службы по охране Царицынской линии в августе 1731 г. правительство издало указ о переселении из донских городков до 1000 казачьих семей. С этой целью и в войске Донском было отобрано 1057 семей, из них 520 казачьих и 537 из числа проживавших на Дону украинцев. Так как часть территории Царицынской линии должна была проходить по земле войска Донского, то оно ходатайствовало перед Сенатом об оставлении за ним этих земель, соглашаясь для охраны линии высылать в ежегодный наряд зимой 800, а летом 1200 казаков. Просьба войска Донского была удовлетворена, а всех записавшихся к переселению указом от 15 января 1734 г. предписывалось поселить по Волге между Царицыном и Камышином и образовать из них новое Волжское войско ⁷³.

Посетивший Нижнее Поволжье и Дон как раз накануне крестьянской войны известный путешественник академик С. Г. Гмелин в ярких красках описал тяжелое экономическое положение находившихся при обслуживании Царицынской линии донских и волжских (которые совсем еще недавно были тоже донскими) казаков: «Если хочешь бедную тварь в свете себе представить, то должно на память привести донского казака, на линии стоящего. Само собою явствует, что из отчизны своей посылаются казаки самые бедные и неспособные, кои не в состоянии были ни просьбою, ни деньгами от сей тяжести освободиться. Здесь поступают с ними так, как едва ль прилежный хозяин поступает со своим скотом. При величайшей бедности, в которой казак едва сухим хлебом голод свой утолить в состоянии бывает, должен в худой одежде сносить тяжесть жары и жестокость стужи или с своими товарищами укрываться в темную конуру, в которой непривыкшему ни одной минуты пробыть невозможно, потому, что воздух, который они в оной в себя принимают, есть нежилого свойства. А для одной или двух своих лошадей, в коих состоит все его стяжание, не имеет он такого корма, который для понесения таких трудов, коим лошади сих казаков подвержены, требуется. Наконец, по прошествии сего несносного времени, возвращается он с своими измученными лошадьми, если только удалось и свою и их спасти жизнь, в свое отечество беднее прежнего ⁷⁴. Нужда и бедствия, которые испытывали казаки, поселившиеся в Нижнем Поволжье, явились основной причиной их сочувствия крестьянской войне. Когда основные силы восставших пришли туда, волжские казаки сразу же перешли на их сторону. Об этом в один голос свидетельствовали как усмирители восстания, так и его участники. Один из усмирителей движения В. Долгоруков [18] рапортовал П. Панину, что, когда Е. Пугачев достиг Волжского войска, «казахи тамошние, встречая его во всех станицах со звоном и другими почестями, учинили ему присягу» ⁷⁵.

Допрошенный в секретной экспедиции пугачевец Михаил Сергеев говорил: «Казачьи Волского войска станицы им отдавались без всякого сопротивления, со встречами», и в Дубовке «то ж была им встреча с образами...» ⁷⁶. Оказавшийся в рядах восставших донской казак Евдоким Пропадящев в Войсковой канцелярии показывал, что и он следовал с ними «через город Дмитриевск и Волского войска станицы тож, и город Дубовку до Царицына» и на всем этом пути «нигде никакой обороны против злодеев не было, а от жителей встречаемы были с образами и колокольным звоном, кроме что на речке Пролейке с донскими казаками было сражение…» ⁷⁷, но оно, как уже отмечалось, окончилось полной победой восставших, в чем не малую роль сыграл переход казаков на их сторону. Имеется еще целый ряд документов о переходе волжских казаков на сторону Е. Пугачева и активном участии их в крестьянской вой не, в том числе помещенный в этом сборнике подробный допрос в Казанской секретной комиссии сотника Астраханского казачьего войска и депутата Уложенной комиссии В. Горского, служившего полковником у Е. Пугачева, а также показания казака Черникова.

Поддержка восстания со стороны донских и волжских казахов сыграла немаловажную роль в успешном продвижении армии Е. Пугачева по территории Нижнего Поволжья до города Царицына. Занятый повстанцами 17 августа 1774 г. главный город Волжского войска Дубовка, сразу же стал играть роль опорного пункта для дальнейшего движения.

__________________________

Успешно продвигаясь по Нижнему Поволжью и рассчитывая после взятия Царицына направиться на Дон, Е. Пугачев уже от Саратова стал посылать отдельные отряды в пределы земли войска Донского. По свидетельству А. Луковкина, на Дон были отправлены четыре партии повстанцев, планы которых были следующие: «Первая, пройдя все медведицкие станицы до самого Дону, завернется вверх по Дону и далее, а вторая, следующая за оною ж, дойдя до Дону ж, итти вниз по Дону в соединение с самим злодеем Пугачевым; третья по бузулуцким станицам до Хопра… четвертая... вниз по хоперским станицам» ⁷⁸. Таким образом, повстанцы рассчитывали прежде всего поднять станицы, расположенные на Среднем Дону и по его притокам — Хопру, Бузулуку, Медведице и Иловле, а затем, после взятия Царицына, двинуться в пределы Нижнего Дона.

Часть этого плана была осуществлена. Первым появился на земле донских казаков отряд под командованием пугачевского полковника Андреева, насчитывавший свыше 500 человек. 10 августа 1774 г. этот отряд занял крайний донской хутор Каменнов на Черной речке, впадающей в Медведицу ⁷⁹. Затем Андреев вышел на р. Медведицу, двинулся вниз по ее течению и занял крупную слободу Даниловку, принадлежавшую семье знаменитых атаманов войска Донского Ефремовых ⁸⁰. Столь же быстро другим отрядом была взята расположенная на р. Медведице слобода Краонояровка. 14 августа повстанческий отряд, в котором было 1500 человек, продвигавшийся вниз по Медведице, подошел к станице Березовской. Находившийся в этой станице атаман А. Луковкин выслал навстречу «партию», которая, как доносил походный есаул М. Озерин, «съехавшись с злодеями толпы Пугачева и увидя превосходные [19] силы, нашла себе принужденною возвратиться и известила о том показанного атамана Луковкина, который, не имея команды своей у казаков ни пороху, ни свинцу, чем бы от показанной толпы себя защитить и сделать отпор, послал меня в крепость Хоперскую для требования оного» ⁸¹. Есаул М. Озерин не знал, как поступил А. Луковкин далее, но нет сомнения в том, что он не принял сражения и поспешно бежал. О дальнейших действиях отряда повстанцев известно из донесения Луковкина Панину, в котором говорится, что «злодей с толпою войдя, хищно вниз по Медведице, прошел от Березовской до Етеревской шесть станиц», заняв по пути Малодельскую, Заполянскую, Орловскую и Раздорскую станицы ⁸². В этот момент старшины были не в состоянии оказать сопротивление успешно продвигавшемуся повстанческому отряду. Старшина М. Себряков, который 17 августа сам в страхе бежал от пугачевцев при появлении их у Березовской станицы, за день до этого доносил новохоперскому коменданту, что при вторжении пугачевских отрядов в пределы земли войска Донского старшина Кульбаков, «оставя занятой в верховых медведицких станицах пост свой», скрылся и объявил, «что ему за приближением к нему до двух тысяч злодейской толпы с малою командою устоять не можно, а присылки ж ниоткуда казаков нет, и тамошних медведицких станиц казаки стали каждый спасать живот свой... и он от такой расстройки оттуда уехал». ⁸³ В том же рапорте Себряков указывал, что специально высланные на помощь Кульбакову старшины Янов и Вуколов никакой поддержки ему не оказали.

Менее успешными были действия отрядов Е. Пугачева, направленных на Хопер, Бузулук и Иловлю ⁸⁴. Но уже одно продвижение пугачевских сил по Медведице произвело большое впечатление на казаков. В ближайших станицах распространился слух, что по земле донской движутся несметные силы повстанцев во главе с самим Е. Пугачевым. Молва эта была настолько сильной, что еще во второй половине XIX в., по словам М. Сенюткина, «сохранилось в народе ложное предание, что будто Пугачев сам с войсками разорял у нас станицы» ⁸⁵.

Между тем все это происходило уже в середине августа 1774 г., когда обстановка складывалась не в пользу повстанцев. На Дон и в ближайшие районы прибывали с турецкого фронта и других концов страны все новые и новые силы. Кроме того, восстание в этот период находилось уже на последней стадии развития, когда началось его внутреннее разложение, неизбежное для всякой крестьянской войны, неспособной без союзника и класса-гегемона — пролетариата одержать победу ⁸⁶. Поэтому главные силы Е. Пугачева не только не могли уже победоносно войти в пределы войска Донского, но оказались неспособными взять Царицын, хотя перед этим они продвигались по земле Волжского войска, т. е. в самых благоприятных условиях.

Были и специфические условия на Дону, которые препятствовали дальнейшему расширению восстания. Немаловажное значение в этом имело распространение среди донских казаков слухов о том, что вождем восстания являлся их земляк Емельян Пугачев. Отрицательно влияли на отношение казаков к восстанию грабежи в донских станицах, которые в этот период производили примкнувшие к пугачевскому восстанию кочевые калмыки. На Дону, испытавшем в 1773 г. неурожай и голод, хлеб [30] снова не уродился, отчего многие, по словам С. Сулина, опять начали терпеть в хлебе «нужду крайнею, а неимущие и голод», ⁸⁷ что давало возможность правительству присылкой хлеба на Дон привлечь на свою сторону часть казаков.

Необходимо отметить также энергичную деятельность, которую развернули по борьбе с восстанием верные слуги дворянского самодержавного государства — старшины. Благодаря их стараниям к середине августа 1774 г. карательные отряды на Дону были созданы. Часть Их была расположена по Царицынской линии, чтобы отстоять город Царицын, считавшийся, как уже отмечалось, «ключом к Дону». Другая часть во главе с А. Луковкиным была направлена на борьбу с отрядами повстанцев, вторгшимися уже в пределы донской земли. Кроме того, вдоль всей северо-восточной границы земли донских казаков были расположены силы, которые должны были преградить путь на Дон другим повстанцам: полк Янова — на р. Кардаиле, выше Зубриловских хуторов, Вуколова — на бузулукском перелазе и Кульбакова — на Медведице, за Березовской станицей.

С большим трудом уговорил Луковкин казаков сражаться с повстанцами. В ночь на 18 августа он повел их в верхнемедведицкие станицы. 18 августа 1774 г. произошло сражение у Етеревской станицы, после которого повстанцы начали отступать вверх по Медведице. На следующий день войска снова встретились у Малодельской станицы. Произошло крупное, длившееся до вечера, сражение, закончившееся разгромом повстанцев, а вслед за тем и ликвидацией их отрядов на Медведице.

После того как восставшие не смогли взять Царицын, а значительно превосходящая их силы правительственная армия начала преследовать их, Е. Пугачеву стало ясно, что продолжать движение по ранее намеченному направлению, т. е. идти на Дон, где старшины уже организовались и готовы были во всеоружии встретить повстанцев, не имело никакого смысла.

Все еще не теряя надежды на продолжение борьбы, в 100 километрах южнее Царицына он переправился на левый берег Волги и устремился к Яику, чтобы снова поднять на восстание яицких казаков. Известно, что и эти расчеты Е. Пугачева себя не оправдали.

1. Они подробно охарактеризованы в статье А. И. Андрущенко в «Очерках истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине XVIII в.» М, 1956, стр. 198-206. См. также: «Опыт библиографического-.указателя по истории крестьянского движения в России». Составлен Мороховцем («Вестник Коммунистической академии», 1927, № 20); «История СССР». Указатель советской литературы за 1017-1952 гг., т. I. М., Изд-во АН СССР, 1956.

2. «Пугачевщина». Сб. документов, изд. Центр архива, т. II. М.-Л., 1929, стр. 188.

3. «Пугачевщина», т. II, № 44, стр. 150.

4. См. документ № 20.

5. «Пугачевщина» т. II, стр. 222.

6. См.: документ № 87.

7. См.: документы № 69, 70, а также «Русский архив», 1870, т. 1, стр. 292-294; «Пугачевщина», т. I, стр. 41-43, т. II, стр. 151, 152, 222; «Красный архив», т. 69-70, стр. 220; Р. В. Овчинников и Л. Н. Слободских. Новые документы о Крестьянской войне 1731-1775 гг. в России. «Исторический архив», 1956, № 4, стр. 136-138.

8. Опасаясь, чтобы не было обнаружено его самозванство, он, например, строго наказал своей жене и сыну три посторонних не называть его Пугачевым. (Н. Дубровин. Пугачев и его сообщники, т. III СПб., 1884, стр. 214-215).

9. А. И. Гайсинович. Пугачев. М. Журн-газ. об’единение, 1937, стр. 223.

10. См.: И. И. Игнатович. Крестьянское движение на Дону в 1820 г. М, 1937, гл. 1; А. П. Пронштейн. Усиление крепостного гнета на Дону в XVIII в. «Вопросы истории» 1955, № 6; М. М. Постникова-Лосева. Из истории социально-экономических отношений на Дону в XVIII в., «Исторические записки», АН СССР, т. 60, 1957.

11. См: И. П. Козловский. Один из эпизодов революционных движений на Дону в XVIII в. (1772), «Изв. Сев. Кав. ун-та», т. X, 1926; А. Филонов. Очерки Дона. СПб., 1859; «Акты о войсковом атамане Ефремове(1772-1774 гг.)». Тр. Областного войска Донского статистического комитета, вып. 1, отд. 2, стр. 48-63, 101-102; Б. В. Лунин. Очерки истории Подонья-Приазовья, кн. II. Ростиздат, 1951, стр. 132-134; М. М. Постникова-Лосева. Из истории социально-экономических отношений на Дону в XVIII в. «Исторические записки», т. 60, стр. 265-267.

12. См.: архив Гос. Совета, т. I, ч. 1. СПб, 1869, стр. 438.

13. Архив Гос. Совета, т. I, ч. 1, стр. 439.

14. См.: документ № 1, а также Центральный Государственный военно-исторический архив (ЦГВИА), ф. ВК, секретные повытья, оп. 47. кн. II, л. 333.

15. Документ № 5.

16. Там же.

17. См.: документ № 14.

18. Донские областные ведомости. Новочеркасск, 1864, № 30.

19. См.: М. Сенюткин. Донны. М., 1866, стр. 3 и 195.

20. См.: Государственный архив Ростовской области (ГАРО), ф. 338. оп. 1, я 348. л, 1-1об.

21. См.: документы № 19, 21 и др.

22. Документ № 42.

23. Сб. Русско-исторического общества (далее РИО), т. VI, СПб., 1871. стр. 86.

24. Сб. РИО, т. VI, стр. 112.

25. Документ № 2.

26. М. Сенюткин. Донцы, стр. 51

27. Документ № 2.

28. М. Сенюткин. Донцы. Приложение 1 «ж», стр. 224.

29. См.: М. Сенюткин. Донцы. Приложение 1 «ж», стр. 222-224.

30. Документ № 73. См. также: ЦГВИА, ф. 52, от 194, д. 93, ч. 2, лл. 110-113.

31. См.: М. Сенюткин. Донцы, стр. 64-65.

32. См.: там же, стр. 198, примечание 2.

33. Документ № 42.

34. Документ № 38.

35. Документ № 22.

36. См.: документы № 19. 20, 23 и др.

37. М. Сенюткин. Донцы, стр. 53. См. также документ № 73.

38. Д. Л. Мордовцев. Пугачевский полковник Иванов. Политические движения русского народа т. I. СПб., 1871, стр. 209.

39. Н. Снесарев. Записка об архиве, находящемся при Старочеркасском Воскресенском соборе. Новочеркасск, 1877, стр. 33.

40. См.: М. Сенюткин. Донцы, стр. 53-55.

41. См.: документ № 57, а также ЦГВИА, ф. 52, оп. 194, д. 61, лл. 215-216об.

42. Документ № 73.

43. См.: Н. Дубровин. Пугачев и его сообщники, т, III, СПб., 1884, стр.223-224.

44. «Пугачевщина», т. II, стр. 193.

45. См.: документ № 34.

46. См.: ЦГВИА, ф. 52, оп. 194, д. 62, лл. 262-265об., М. Сенюткин. Донцы, стр. 47.

47. Документ № 26.

48. Документ № 28.

49. ЦГАДА, ф. 6. оп. 1. д 490. ч. 1, л. 215 и об.

50. ЦГВИА, ф. 52, оп. 194, д. 61, л. 31.

51. Принадлежащие к Дербетевскому улусу.

52. Документ № 65.

53. ЦГВИА, ф. ВУА, д. 114, л. 74об.

54. См.: документы № 53, 88 и др., а также: ЦГВИА, ф. 52, оп. 194, д. 61. л. 81 и об.

55. Документ № 88.

56. М. Сенюткин. Донцы, примечание 43, стр. 200.

57. Р. В. Овчинников, Л. Н. Слободских. Новые документы о Крестьянской войне 1773-1775 гг. в России. «Исторический архив», АН СССР, 1956, № 4, стр. 139-140.

58. Документ № 105.

59. См.: документ № 62.

60. Документ № 107.

61. Документ № 105.

62. Документ № 79.

63. Там же.

64. Документ № 86.

65. «Пугачевщина», т. III, М.-Л., Соцэкгиз, 1931, стр. 99.

66. Документ № 79.

67. См.: ЦГВИА ф. 13, дела Потемкнна-Таврического, д. 162, л. 80.

68. ЦГАДА р. VI Госархива, д. 490, ч. 1, л. 220об.

69. Документ № 73.

70. ЦГВИА, ф. 13, дела Потемкина-Таарического. д. 162, л. 80.

71. См.: ЦГАДА, р. VI Госархива, оп. 1, д. 512, ч. 1, л. 323-324.

72. Акты, относящиеся к истории войска Донского, собранные генерал-майором А. А. Лишиным (далее — Акты Лишина), т. 1. Новочеркасск, 1891, № 180.

73. См.: там же, т. II, ч. 1, 1894, № 59 и 60.

74. С. Г. Гмелин. Путешествие по России для исследования трех царств природы, ч. II, СПб., 1787, стр. 48-49.

75. Документ № 76.

76. ЦГАДА, ф. 1274, оп. 1, д. 178, лл. 564-565.

77. ЦГВИА. ф. 52, оп. 194, д. 61, лл. 262-265об.

78. Документ № 99.

79. См.: документы-№ 58, 61.

80. См.: документ № 58.

81. Документ № 54.

82. См.: (документ № 99.

83. Документ № 57.

84. См.: Д. Л. Мордовцев. Пугачевский полковник Ивашов. Политические движения русского народа, т. I, стр. 226.

85. М. Сенюткин. Донцы, стр. 60 и 198.

86. См.: «Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине. XVIII в.», гл. II, § 3, Крестьянская война 1773-1775 гг. М., Изд-во АН СССР, 1956, стр. 237-238.

87. ЦГВИА, ф. 52, оп. 194, д. 61. лл. 132-134.

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info